Фoтo: aгн «мoсквa»
— Мы с мужeм и дoчкoй — aкциoнeры кoмпaнии, кoтoрaя дo сиx пoр учaствуeт в знaчимыx для всeй стрaны прoeктax, — гoвoрит Eлeнa. — Пятый гoд пoд стрaжeй… Муж нa втoрoй дeнь прeбывaния в СИЗO сoшeл с умa. Дoчкa (a кoгдa-тo ей даже давали награды как юному дарованию России) за решеткой заболела, сейчас в больнице «Матросской Тишины». Внучке сейчас 9. Она передает через адвокатов мне: «Баба, отдай тем дядям, что тебя и маму посадили, всё, только вернитесь».
Женщина плачет, омбудсмен молча записывает.
— А я была владелицей банка, — выступает вперед другая заключенная по имени Оксана. — Дело против меня было возбуждено по заявлению ЦБ.
— Это после того, как там руководство сменилось? — уточняет Титов. И поясняет уже нам: — Был период, когда владельцы банка пытались вывести свои активы разными способами. В том числе с помощью людей типа полковника Захарченко. Вот Центробанк и рубит…
— Рубит людей, выходит? — говорит Оксана. — Три года уже прошло, как за решеткой. Чтобы оправдать это, нам сейчас вменят 210-ю статью УК («Организация преступного сообщества»).
И тут же откликаются десяток женщин, у кого в деле появилась 210-я. Среди них бухгалтеры, кассиры, менеджеры.
— Редко, когда предприниматель работает один, — поясняет Титов. — Обычно бизнесом занимается команда, как без этого? И вот все бывшие сотрудники (которые в принципе просто выполняли свою работу) идут в составе преступного сообщества. Мы с этим будем бороться.
— Я была директором рекламной фирмы, — рассказывает Анастасия. — 10 месяцев за решеткой. Я родилась и выросла в Москве, родители военные (папа полковник), почему меня нельзя было оставить хотя бы под домашним арестом до окончания разбирательства?
— И меня не оставили дома, а мне 63 года. Была председателем правления банка, — вступает другая арестантка. — А когда я ушла, появились показания кассира, как я якобы вынесла оттуда наличность. Сумма такая, что в чемодан не запакуешь, только вагонами вывозить надо.
А вот и удивительный случай: у другой заключенной женщины взяли залог, а потом все равно заключили ее под стражу (деньги при этом не вернули). При этом ни свиданий, ни звонков не разрешают.
— У меня муж болел, я напрасно просила судью Измайловского суда о звонке домой, — плачет дама, которую привлекли за то, что незаконно подписала договор поручительства. — Муж на днях умер, я так и не поговорила с ним…
Просим поднять руку тех, кто в СИЗО год или больше. Лес таких рук. Женщины говорят, что не видели следователя в изоляторе по 8–9 месяцев.
— Какая глупость то, что делает следствие, — сказал потом Титов правозащитникам. — Оно просит взять под стражу, мотивируя тем, что так быстрее разберется в деле, а по факту человека «закрывают» и о нем забывают. Буду просить ввести норму: если следователя не было в СИЗО больше месяца, заключенного нужно отпускать. И хорошо бы запретить продлевать срок заключения под стражу (как было в годы СССР).
Тут же рождается идея просить президента об амнистии. Повод отличный — столетие революции. Объективно две предыдущие амнистии почти не коснулись попавших за решетку по экономическим статьям (хотя одна из амнистий даже носила название экономической). А в год сейчас возбуждается около 230 тысяч дел, которые можно считать экономическими. Разве это не катастрофа?
— Знаете, меня поразило мужество этих женщин, — добавил омбудсмен. — Они по году и больше сидят за решеткой, а выглядят красивыми, ухоженными. Все очень умные, глубоко погруженные в тему… Практически каждая пыталась озвучить проблему в целом — с формулировкой 159-й статьи («Мошенничество»), которая нуждается в переработке.
— Страна поставила на нас крест, — мрачно резюмирует еще одна сотрудница банка. Все пытаются ей возразить, но нужных слов так и не находят…
10 апреля все заключенные, обвиняемые в экономических преступлениях, планируют одновременно подать ходатайства в суд об изменении меры пресечения. Может, тогда страна все же вспомнит о них?