Блaгoдaря дeятeльнoсти экспeртoв нa фeстивaлe в этoм гoду oчeнь мнoгo сoврeмeннoгo тaнцa, нo прaктичeски нeт бaлeтa. Тoчнee oн eсть, нo мeстo eгo лoкaлизaции пoчти исключитeльнo Бoльшoй тeaтр («Вaриaции нa тeму Фрaнкa Бриджa», «Сoвсeм нeдoлгo вмeстe», «Ундинa»). Срeди бaлeтoв выдвинутыx нa Мaску чудoм затесался ещё «Скрипичный концерт №2» Мариинского театра, который в Москву не привезут, да «Ромео и Джульетта» Екатеринбургского театра оперы и балета от неоднократного лауреата этой премии Вячеслава Самодурова.
При этом Самодуров на эту премию выдвигается практически каждый год и он стал, наверное, еще и рекордсменом по числу таких выдвижений. Ну а «Ромео» выдвинут не только по основной, но и практически во всех частных номинациях: в мужских и женских ролях, как лучшая работа дирижера (Павел Клиничев), художника (Энтони Макилуэйн), художника по костюмам (Ирэна Белоусова).
Тем не менее самодуровская «Ромео и Джульетта» — спектакль столь же неровный, как и его «Ундина». Помимо внесенных в многолетнюю историю прокофьевского балета новаций, здесь так же много заимствований. То тут, то там вспоминаются взятые напрокат па, связки, а то и целые мизансцены, а уж «Поцелуй» Прельжокажа, который стал за последнее время абсолютным лидером по числу подражаний у многих хореографов (в том числе и зарубежных) в сцене «Склепа» у Самодурова цитируется вообще без каких бы то ни было изменений.
Справедливости ради заметим, что для хореографа сделавшего себе имя на сочинении бессюжетных одноактовок, это одно из немногих обращений к разработанным по всем правилам многоактным балетам: до этого он делал так же когда то номинированный на Маску балет «AmoreBuffo» по опере Доницетти «Любовный напиток», а после «Ромео» обратился к «Ундине» композитора Ханса Вернера Хенце.
Динамика действия в спектакле, три года назад поставленного по заказу Королевского балета Фландрии, а потом заново переделанного для екатеринбургского театра, от сцены к сцене, от акта к акту нарастает. И в этом смысле самым удачным и лаконичным показался последний 3 акт. Здесь нет никаких пышных похоронных процессий, не показан Ромео в изгнании, вообще нет никаких лишних сцен, подробно прописанных в классическом либретто… Зато много изменений в привычном нам ходе действия. В частности нет знаменитой «улановской пробежки» к священнику: патер Лоренцо наглухо закрытый капюшоном и рясой являлся в дом Капулетти собственной персоной, по «экстренному вызову» отца, чтобы «образумить строптивую дочь».
Самое оригинальное в этой «Ромео и Джульетте» это конечно костюмы Ирэны Белоусовой. С Самодуровым модный московский дизайнер сотрудничает не впервые. Именно ею были придуманы ультрамодные пачки для его «Цветоделики». В «Ромео» художница побаловала зрителей принтами с картин художников эпохи Возрождения — на футболках, платьях и даже на коленях брюк мелькает «Джоконда» да Винчи, репродукции Мазаччо, Боттичелли или других гениев Ренессанса. Удивила художница и трусами в которых Ромео предстает в картине «Спальня Джульетты» (обычно в «постельной» сцене главный герой тем не менее полностью одет), а помимо того платьями с длиннющими трехметровыми шлейфами, которые однако помешали наполнить хореографией сцену балла у Капулетти. В частности оказался плохо реализованным один из ключевых моментов в музыке Прокофьева – «Танец с подушками». В остальном же костюмы решены в не слишком богатой цветовой гамме и зачастую мало чем отличимы от современных, что несомненно придает спектаклю амбивалентность: действие его развивается сразу в нескольких планах – в современности, где некая труппа разыгрывает перед нами шекспировскую пьесу (прием в истории «Ромео и Джульетты» далеко не новый) и одновременно тут же отбрасывая нас на несколько столетий назад.
С этой же целью художник Энтони Макилуэйн выстраивает на сцене некую трех ярусную конструкцию, по замыслу постановщиков отсылающую к шекспировскому театру «Глобус», но также почему то напоминающую гигантский покосившийся скворечник.
Интересной хореографии Самодуров на этот раз придумал не так много. Не прозвучала, например, сцена «Балкона». Дуэт поставленный здесь выглядел не только вторично, но был так же формален и никаких особых эмоций не вызывал. Тем не менее были и удачи. Особенно отличился хореограф показанным крупным планом дуэтом главных героев в спальне Джулетты с то целомудренными, то страстными прикосновениями рук, когда влюбленные никак не могут расстаться и Ромео вновь и вновь возвращается к Джульетте, целуя каждый пальчик её руки. Хороши были так же массовые танцы на улицах Вероны с привлечением приемов народного танца. Не погнушался хореогра и «обсценнной» хореографической лексикой. Его герои запросто могут показать неприличный жест или, когда шпага выпадает из рук, перейти на мордобой.
Интересно, что почти все главные персонажи и по виду, и по танцевальным характеристикам, у Самодурова, как и у Шекспира почти дети. И видно, что сочиняя для них хореографию, балетмейстер делал это не только с удовольствием, но и с озорством. При этом хороший танец и убедительную актерскую игру показали не только те танцовщики, кто был выдвинут экспертами на «Золотую маску» — Екатерина Сапогова (Джульетта), Александр Меркушев (Ромео), Игорь Булыцын (Меркуцио), который особенно выделялся. Прекрасно выступили и те (Сергей Кращенко (Тибальд), Степан Косыгин (Парис), кто такой чести удостоен не был.
Что имеем в итоге? На «Золотой маске» показали спектакль не лишенный недостатков, но все же имеющий «лица не общее выражение». И именно оригинальность, это то обстоятельство, что выделяет самодуровскую версию из числа многих других, сделанных по одним и тем же лекалам как правило стандартным для спектакля про веронских влюбленных.