Рубрики Eлизaвeтa Лиxaчeвa. Фoтo из личнoгo aрxивa
– Eлизaвeтa, пoздрaвляю! Вы этoгo xoтeли?
– Кoнeчнo, чeгo лукaвить. Eсли бы я этoгo нe xoтeлa, тo нe учaствoвaлa бы в кoнкурсe нa лучшую кoнцeпцию рaзвития музeя. Oн нуждaeтся в измeнeнии видeния кaк нa сeбя, тaк и нa oкружaющую дeйствитeльнoсть. Я с этим спрaвлюсь.
– Кoрoбьинa вaм пoмoжeт, пeрeдaст дeлa?
– Прямo скaжу, мы с нeй нaxoдимся в слoжныx oтнoшeнияx. Oнa дoбрoвoльнo ушлa из музeя в кoнцe дeкaбря, пoэтoму дeлa я буду принимaть у испoлняющeгo дирeктoрa Ирины Чeпкунoвoй.
– Этo oнa нaписaлa oткрытoe письмo Мeдвeдeву и Мeдинскoму прoтив нaзнaчeния вaс нa пoст дирeктoрa и сoбрaлa пoд нeгo пoдписи примерно трех десятков сотрудников?
– Возможно. Этот пасквиль меня огорчил, так как в нем сплошное вранье, но в то же время он обеспечил мне пиар. Знаю, что многих сотрудников обязали подписать петицию под угрозой увольнения. Но есть и такие, которые меня не любят. Во-первых, я не червонец, чтоб всем нравиться, во-вторых, большинство музейщиков – люди консервативные, они боятся новшеств и не знают, чего от меня ждать. К тому же знают, что я – человек шумный, от меня еще много шума будет. Но он музее не помешает. Сразу предупреждаю до увольнений и массовых чисток не дойдет!
– А чего подчиненным стоит опасаться?
– Проявления внутренней лояльности: не надо говорить мне то, что, по их мнению, я хочу услышать. Но главное – не врать и не воровать. Все остальное приложится.
– Если исходить из петиции, сотрудники музея возмущены в первую очередь тем, что вы получили высшее спецобразование только в 2014 году.
– Я закончила факультет истории искусств истфака МГУ. Да, поступила туда в 30 лет. Это был осознанный выбор взрослого человека с неполным высшем по юриспруденции и с пятью годами работы в музее, а не девочки, которая летает в облаках и не определилась, зачем ей образование искусствоведа. Красный диплом я не купила, а честно написала сама. Первая на русском языке посвятила текст жизни и творчеству итальянского архитектора Доменико Фонтаны, который придумал новую структуру Рима, в том числе обелиски. Являюсь специалистом по раннему итальянскому возрождению.
– Вас обвиняют и в том, что не пользуетесь авторитетом в профессиональной среде…
– Под профессиональным кругом мои оппоненты очевидно имеют в виду архитекторов. Среди них я не очень известный человек, я из другой тусовки – музейной. Родилась в музее и выросла там. Я не совсем ученый, который только и делает, что сидит и пишет. У меня другая специализация – менеджер по культуре. Мало кто из современных директоров является большой величиной в науке. Музейный менеджмент сегодня практически не предполагает научной деятельности. Хотя есть люди, которые успешно совмещают науку с другими видами деятельности. Извините, я не Цезарь. Мне ближе прийти в кризисную ситуацию, навести порядок, сделать все красиво и качественно.
– У вас есть четкое представление о том, каким должен быть музей?
– Естественно, работаю в нем 11 лет. Когда в том числе перед мной встала задача – создать просветительскую программу – придумала её практически с нуля. До того, как я начала заниматься лекторием музея архитектуры, это были лекции в не комфортных условиях и по четвергам в 16:45, на которые ходило примерно 600 человек в год. С того момента, как я начала этим заниматься, мы закрыли сезон 2012 года с количеством посетителей в 12 тысяч. Я выбила из начальства должное помещение под лекторий и деньги на закупку соответствующего оборудования. Еще 3000 посетителей прибавилось после того, как я предложила водить экскурсии по городу. Архитектура ведь на улице. Еще я занималась издательской деятельностью. Во многом моими стараниями был выпущен путеводитель по музею…
фото: ru.wikipedia.org
– Ваши достоинства отмечают многие сотрудники музея. Но что вы можете возразить тем, кто приписывает вам уголовные дела?
– Никаких уголовных дел против меня не возбуждено. Но по заявлениям Екатерины Дмитриевны, внучки архитектора Мельникова, провели следственные проверки дома Мельникова. По всем делам были отказы, так как состава преступления в моих действиях нет — они не были направлены на личное обогащение. Все что происходит вокруг дома Мельникова – результат упрямства, нежелания идти на компромиссы и уверенности в своей безнаказанности некоторых его наследников. Они считают, что объект мирового достояния может быть заложником одной семьи, и они могут никого в него не пускать. Это как завесить Сикстинскую Мадонну занавесками и показывать только избранным. На это ни пойдет ни один адекватный человек, тем более музейщик.
– На что вы пойдете как директор?
– Я никогда не требую от подчиненных того, чего не готова делать сама. Не отношусь к людям, как к крепостным, но буду требовательным руководителем. Для меня важен результат. Не стану требовать формальных признаков работы, например, строгую посещаемость по часам. На мой взгляд, так называемая трудовая дисциплина только расхолаживает коллектив, потому что в конечном счете она заменяет результат видимостью работы. Начинается полная ИБД (имитация бурной деятельности). Учитывая современные технологии, и если мы говорим к примеру о работе с цифровыми фондами, то ее можно проводить, где угодно. Ребята, интернет везде есть — XXI век на дворе!
– Вы хотите кардинальных изменений?
– Любой музей по своей природе консервативен. Зачастую этот консерватизм мешает сотрудникам рассмотреть возможности, которые представляет новое время. Музей архитектуры находится в кризисе с начала 1990-х годов. Связано это в том числе с тем, что мы потеряли помещение, сократилось финансирование, перешли в министерство культуры, что повлекло череду бюрократических моментов. В конце концов мы лишились главное для музея – постоянной экспозиции. Это не просто вещи, от фонаря развешанные в залах, а результат серьезной научной и фондовой работы.
– Вследствие чего не стало постоянной экспозиции?
– В нынешнем здании на Воздвиженке можно её иметь, но тогда пришлось бы отказаться от временных выставок, без чего музей сегодня не выживет. В первую очередь я хочу решить эту проблему – скорее всего, путем строительства депозитария, где будет место для выставок, системы открытого хранения и реставрационных мастерских.
– Что дальше?
– Собираюсь провести приспособление усадьбы на Воздвиженке под музейные цели: реставрация, установка систем вентиляции, сигнализации, температурно-влажностного режима, современного музейного образования. После этого должна быть открыта постоянная экспозиция, которая будет посвящена русской классической и современной архитектуре, показанной не только в контексте нашей страны, но и мирового процесса.
– Что собираетесь разместить в постоянной экспозиции? Музей же в большей мере обладает графикой.
– Всю сразу показывать её нельзя – только частями. Главная задача – обеспечить всем желающим доступ к фондам, физический или интерактивный через каталог. Его тоже надо издать! Это многолетний проект Третьяковской галереи, и нашему музею он тоже под силу! Издание обеспечит сохранность фондов и при этом их доступность.
– А что с домом Мельникова будете делать?
– Болею за него душой, так детство провела в нем, моя мама составляла там каталог работ Виктора Мельникова. На работу в Дом меня привел его директор Давид Саркисян. Как широко известный во всем мире памятник архитектуры он должен стать максимально доступным. Уже в этом году мы опубликуем результаты многолетней описи, архивы, если договоримся с правообладателями. Что касается самого дома, то надо исследовать его состояние. Это можно сделать до конца года, чтоб сразу приступить к проекту научной реставрации. После этого в него можно будет водить не 5 человек в день, а хотя бы – 15, что на минуточку, в 3 раза увеличит посещаемость!
– Вы только глобальные задачи в концепции прописали?
– Все: от технической модернизации музея до оцифровки фондов. Когда перед вами лежит бумага XVIII века – вопрос сохранности становится первостепенным. Не менее важным для архитектурного музея является представление о пространстве, которое создают архитекторы, для чего потребуются 3D-модели. Человек должен пройтись, например, по так и не построенному Дворцу Советов или по Кремлевскому дворцу Баженова.
– Рассматриваете создание виртуального музея?
– Без этого сегодня продвинутому музею не обойтись. Хотя многие музейщики относятся к этому с опаской. Они боятся, что просмотр электронных образов заменит посетителям общение с подлинниками. Это ошибка! Для человека важен личный опыт, который в данном случае происходит путем прикосновения к истории руками. Для современного человека важны многие новшества, которые я адекватно постараюсь адаптировать в музее. Совершенствование музея и сохранение его наследия – не только вопрос выживания музейщиков, но и вопрос их чести и долга. Как это сделать – надо решать в диалоге. Это необходимо и это моя святая обязанность!
А вот что о назначении Лихачевой думает арт-сообщество и министерство культуры.
Первый замминистра культуры Владимир Аристархов. По итогам рассмотрения концепций, экспертной комиссией Министерства было принято решение в пользу Елизаветы Лихачёвой. Её видение развития музея было признано наиболее перспективным, поэтому принято решение о соответствующем назначении.
Директор Музея современного искусства «Гараж» Антон Белов. На конкурс поступило много идей, которые были интересны и содержательны. Презентация Елизаветы Лихачевой наиболее убедительна и наиболее полна: у этого кандидата есть здравая стратегия развития музея на долгосрочный и краткосрочный период, плюс присутствует четкий анализ ситуации по текущему состоянию финансов, фондов музея и статистики по посетителям. Елизавета Лихачева относится к этому как к делу своей жизни, поэтому я думаю, что это стоит поощрить.
Директор Государственного исторического музей Алексей Левыкин. Концепция Елизаветы Лихачевой – это, наверное, один из лучших вариантов, и с точки зрения понимания проблем музея она наиболее полновесна. Елизавета Лихачева определённое время проработала в музее и знает те проблемы, которые здесь существуют, и у нее есть варианты их решения.
Председатель Общественного совета при министерстве культуры Павел Пожигайло. Концепция Елизаветы Лихачевой технологична и интересна, она наиболее приспособлена для учета всех предложений и возможных дополнений. В этом смысле она подходит лучше всего.