— Пoчeму ваша милость рeшили oсвoить нoвую прoфeссию?
— В пoслeдниe дeсять лeт я ужe нe пишу музыку к фильмaм. Xoчeтся зaнимaться тoлькo свoими прoeктaми. Eсли зaxoчу имeть дeлo с кинeмaтoгрaфoм, тo сaм мoгу сделать снимок кинo. Тeпeрь я в этoм увeрeн. Снял ужe три фильмa. В 2014 гoду я пoнял, чтo нaдo снимaть кинo, вeдь oт тeaтрa ничeгo нe oстaeтся, oстaются тoлькo кинo и зaписи. У нaс никтo музыкaльным кинo нe зaнимaeтся. Прoдюсeры нe xoтят в нeгo вклaдывaться, пoтoму чтo нa музыкaльныe фильмы никтo нe xoдит. Я рeшил: рaз бoльшe нeкoму, сaм сниму. В 70 лeт я стaл кинoрeжиссeрoм. Ни oдин кoмпoзитoр в мирe этoгo нe дeлaл. Этo жe сaмoубийствo! Зa кaждый нeпрaвильнo пoтрaчeнный гoсудaрствeнный хруст, кaк мы знaeм, мoжнo пoлучить услoвный срoк в лучшeм случae. Пришлoсь, нe прикaсaясь к бюджeтным срeдствaм, вклaдывaть личныe сбeрeжeния. Зa 30 съeмoчныx днeй пишущий эти строки сняли фильм «Дуx Сoнoры» в пaвильoнe «Мoсфильмa». В пeрвый съeмoчный дeнь я прaктичeски ничeгo нe знaл o прoфeссии рeжиссeрa, a тeпeрь мoгу прeпoдaвaть искусствo рeжиссуры. Семя дoлжны рискoвaть и вeрить в сeбя. Для меня это был небольшой подвиг.
— Десять лет назад вышли картины, в которых престижно ваша музыка: «Дело о «Мертвых душах» Павла Лунгина, «Братья Карамазовы» Юрия Мороза, перед этого был «Поп» Владимира Хотиненко. Все же шло распрекрасно, а вы решили самоустраниться.
— Возраст есть возраст. Просто наступил побудь на месте, когда я почувствовал, что, пока еще есть силы, ловкость мыслить, — нужно успеть сделать все проекты, которые лупить в голове. Ведь неизвестно, что будет дальше. С творческой точки зрения ми гораздо интереснее делать что-то свое. Но это) (же) (самое) время я больше ничего снимать не буду. Занимаюсь следующим по этапу: мои фильмы нужно показать зрителю в том виде, в каком ми это представляется. Возникла идея показывать их в театральных помещениях присутствие помощи мощных проекторов, охватывающих экран сочным изображением. У нас уминать свой огромный экран: 16 на 10 метров. До ним будут театральный свет, живая рок-группа, актеры, играющие домашние сцены.
Кадр из фильма «Литургия оглашенных». Фото предоставлено съемочной группой
«В «Московском комсомольце» из каждого окна звучит-парады возглавлял диск «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», а меня в сие время вызывали на допросы»
— Была же советская сцена «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Почему вы решили сложить свою версию?
— Мне нужно было воплотить свой представление, доказать, что музыкальное кино надо снимать совсем отнюдь не так. Актеры не могут петь под фонограмму. Они должны распевать и в кадре, на съемочной площадке, живьем, а потом уже озвучивать. Тем временем возникает совершенно другой эффект. Это технический момент. А аюшки? касается творческого, то мы сделали совсем другую историю, которая основана получи реальных событиях. Никакой фантазии там нет. Хоакин Мурьета — неподдельный персонаж. С ним произошла история, которая легла в основу фортуна-оперы и моего фильма «Дух Соноры». Текст и стихи написал Пушистый римское родовое имя Ким, с которым мы работаем вместе 50 лет, начиная с «Острова сокровищ». Некто — замечательный поэт. Так что в нашей версии все новое, вдобавок мелодий, хотя аранжировки тоже стали другими. Про Хоакина в 1936 году в Америке сняли мультипликация «Робин Гуд из Эльдорадо», потом о нем вышли вторично две голливудские картины и одна советская. Наш российский вариофильм «Дух Соноры» стал пятым в этом ряду.
— На жребий-оперу «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» в московский «Ленком» не по плечу было попасть. Театр охраняла конная милиция. А во перфект гастролей по стране спектакль собирал огромные залы Дворцов спорта.
— В «Ленкоме» удел-опера шла 18 лет. Когда спектакль сошел, автор не нашли общего языка с Павлом Грушко, делавшим (банковский) трансферт и либретто. Он забрал свой текст и стихи. В результате появилось новое препарат, о котором я уже рассказал. Мы поставили его в нашем театре к разминки, чтобы потом уже снимать кино. Я первым снял «Дух Соноры», показал его в Берлине получи кинорынке, а потом состоялись просмотры «Литургии оглашенных» на кинорынках в Берлине и Каннах.
— По образу рождалась «Литургия оглашенных»?
— Я ее задумал в 1983 году ото безнадежности, в тот момент, когда меня хотели отлучить ото зрителей. Это было наказанием за «Юнону» и «Авось». У меня никак не было возможности писать новые произведения для театров. Я был через них отрезан. Тогда-то я и задумал произведение, выразившее мое личное капитал, протест против системы, которая так жестоко поступает с людьми. Написав «Юнону» и «Авось», я переступил поверхность, за которой мистика становится составляющей частью жизни человека. Случай Богородицы вело графа Резанова по свету в «Юноне» и «Авось». Без участия мистической составляющей все казалось плоским. Вспомним «Божественную комедию» Данте, идеже показаны Рай, все круги Ада, человек, существующий в системе координат, поразившей плод фантазии еще современников Данте, которые его за это и преследовали.
— В нежели конкретно выражалось ваше отлучение из-за «Юноны» и «Авось»?
— Полно посмотреть на то, что происходило со мной. В «Ленкоме» с Марком Захаровым автор этих строк сделали спектакли «Тот самый Мюнхгаузен», «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», «Юнона» и «Авось». Весь было на таком взлете! Казалось бы, надо спустя время продолжать. Но нет, все обрубили. Я написал в своей книге, как будто в последний раз вышел кланяться на сцену «Ленкома» в июле 1981 возраст на премьере. На этом закончилось наше сотрудничество — таинственно и непонятно почему. В кино я работал с режиссером Леонидом Нечаевым. Воедино мы сделали «Приключения Буратино» и «Про Красную Шапочку», были и остальные музыкальные фильмы. Но и тут сотрудничество резко закончилось, никаких предложений приставки не- поступало, как и заказов от театров. Ко мне перестали задавать вопрос на самом пике популярности. В «Московском комсомольце» хит-парады возглавлял прослойка «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», а для меня в тот время все прекратилось. Начали тягать, допрашивать в разных правоохранительных инстанциях, и маловыгодный только меня, но и моего 80-летнего отца начали уголовно травить. По полной программе прессовали.
— Вы на эту тему разговаривали с Марком Захаровым?
— Только и можно, конечно, о многом разговаривать, но какой смысл? Результата до сих пор равно нет. Следующая современная опера под названием «Королевские игры» была сделана Захаровым сейчас с Шандором Каллошем. То есть жанр придумали мы, а возобновлять он его стал почему-то с Каллошем. Понял, что такое? все, и начал писать сам без всякого заказа, приступил к работе надо «Литургией оглашенных» без связи с какими-либо режиссерами и театрами. После того создал свой театр. Тридцать лет как он существует, и, ореол богу, успешно.
— Нет злобы ни на кого? Могли бы укрывать обиду всю последующую жизнь.
— Всю обиду я в «Литургию оглашенных» излил. Зафигом трепать языком, когда можно выразить то, что тебя волнует, в художественных образах? Спецвоздействие гораздо сильнее, когда твои чувства и боль выражены в музыкальном произведении.
фотка: Геннадий Черкасов
«Кино стало походить на производство баретка, которые можно будет продать»
— Ваш фильм «Потерянный» появился в 2019 году. В который-нибудь степени он личный для вас?
— Картина о режиссере, потерявшем визит музы и продолжающем жить в поисках утраченного рая. Он оказался героем нашего времени. Только это не я. Я всего лишь наблюдатель. Многим сейчас авансом говорят, что то, что они делают, не востребовано. Финансы сейчас вкладывают в то, что можно продать без черта. Поэтому кино стало походить на производство тапочек, которые мамой клянусь можно будет продать. А что делать человеку, который хочет накатить миру свое послание? Может быть, люди как разочек и ждут настоящего живого слова, которого в искусстве так невыгодный хватает. В нашем фильме никто не поет, это никак не опера. Сюжет развивается через балет и реальную жизнь.
— Какой-нибудь киногерой остается любимым и в чем-то похожим на вы?
— Меня вдохновлял мой любимый Буратино. Я себя с ним отождествляю. С ним связано мистическое происхождение моего театра, который появился по-буратиньи. Я жил возьми втором этаже дома в Большом Ржевском переулке. У нас был сизо-черный ход с лестницей, ведущей вниз, через который никто малограмотный ходил. И вдруг в доме появилась крыса. Соседка знала, якобы ее изводить. В дырку она подсунула черный корень. С намерением проверить, как он подействовал, пришлось спуститься по лестнице наверх. Я открыл дверь и увидел подвал, находившийся в жутком состоянии. С годами был склад какого-то госпиталя. В голову тогда маловыгодный могло прийти, что когда-нибудь можно будет оказать частную инициативу, взять подвал в аренду. Но пришла модификация, я сделал там ремонт — и появился зал на 40 мест. Как-нибуд мы поставили там «Литургию оглашенных», пришел один двуногий, позднее бескорыстно поддержавший наш театр. Мы закупили средства, и премьера состоялась в огромном двухтысячном зале театра Маhffey в США, вот Флориде, в городе Санкт-Петербурге. Эта авантюра помогла ми создать театр и победить. Буратино тоже был авантюристом.
— В духе идет работа над оперой «Война и мир»?
— Мы должны были весною выпустить спектакль, но пандемия нас сильно задержала. 1 Устя приступим к прогонам, а к октябрю, надеюсь, выпустим спектакль. Как симпатия будет называться, пока сказать не могу. Изначально сие были «Живые картины времен императора Наполеона». Возможно, назовем «Живыми картинами». Великий писатель земли русской, как известно, не любил театр, но это слово ему нравилось, где-то он об этом упоминал.
— Три лета прошло с того момента, когда вы возглавили Союз композиторов, находившийся в удручающем состоянии. Аюшки? с тех пор изменилось?
— Если говорить совсем уж начистоту, то Союз композиторов тогда был мертв. Там неважный (=маловажный) происходило ничего. Положение было безнадежное, казалось, что некто никогда не возродится. Но благодаря поддержке Российского музыкального союза Лига композиторов крепко встал на ноги. Отремонтированы, отбиты и возвращены помещения, утилитарно отданные в чужие руки. Бурным ходом идет работа. Восстанавливается Чум творчества в Рузе. Мы добились не очень большого, хотя все-таки повышения адресной поддержки композиторов со стороны государства. Сие позволит моим коллегам получать творческие заказы, зарабатывать какие-так деньги. Очень серьезно поддерживается молодежное отделение союза «МолОт». У него бог не обидел проектов, фестивалей и конкурсов, которые поддерживаются достаточно серьезными суммами. Соединение композиторов стал нормальной действующей организацией, живым организмом. Сие самое главное. Мы перед собой ставим задачи несравнимо более амбициозные. Прежде всего хотим добиться уважения к нашей профессии. В государственном реестре профессии композитора налицо денег не состоит. Мы вроде как все любители, охотники, рыболовы, собиратели марок. Хана-таки нужно, чтобы наша профессия была указана в реестре. Сие будет означать, что люди получат пенсии и социальную защиту. Не откладывая композиторы социально не защищены.
— Все-таки сильна в вы общественная жилка. Зачем вам этот воз? Разве проститутка деятельность не сжирает человеческое и творческое время?
— Не архи-то и сжирает. Со мной работают хорошие и надежные штат(ы), занимающиеся административной деятельностью. А мне надо придумать и разработать идею, отстоять ее с лица Союза композиторов в тех высоких инстанциях, где я бываю, сверху Совете по культуре при президенте. Я там и присутствую точно по той причине, что представляю интересы всех композиторов. Изысканно помню, каким был Союз композиторов, когда его возглавляли Родиоша Щедрин и Тихон Хренников. Арама Хачатуряна я там не застал. Нуждаться восстановить былую атмосферу творческого и профессионального содружества. Для меня сие очень интересная задача. Да и миссия почетная.
— Вы но учились у Арама Хачатуряна?
— Арам Ильич был человеком решетка, и в классе у нас учились студенты из Японии, Венесуэлы. Хачатурян прививал впечатление творческой свободы. Некоторые студенты сочиняли музыку, которую дьявол не принимал. Она противоречила его взглядам. Но некто этих студентов отстаивал. Считалось идеологической диверсией, если твоя милость пишешь не ту музыку, какую нужно. Арам Ильич спасал своих учеников, с ч радовался, когда выходило что-то яркое, талантливое, запоминающееся. Нет-нет да и я сыграл ему свою сонату «Хороводы», он сказал: «Ты ми гвоздь забил в мозг. Я все время напеваю эту музыку с финала. Это редкое качество, когда композитор умеет производить запоминающиеся музыкальные образы». Самое главное, что мне привил Хачатурян, — парестезия того, что если я не сочинил что-то запоминающееся, оставшееся у слушателя в голове, ведь свою задачу считаю невыполненной.