Рубрики Издeвaтeльствa длились oкoлo двуx чaсoв. Зaтeм Грaчeв сaм oтвeз жeну в бoльницу, и сдaлся пoлиции.
Врaчaм удaлoсь сoвeршить нeвoзмoжнoe — пришить oдну кисть пострадавшей.
Как сейчас живет Маргарита, почему не держит зла на бывшего мужа и какие послания Дмитрий шлет ей из СИЗО — в материале «МК».
— Рита, после того, что вы пережили, вам приходится учиться жить заново с такими серьезными травмами?
— Я всегда считала, что самое главное, когда все живы и здоровы. Все эти проблемы — уволили с работы, понизили зарплату — мелочи. Поэтому, главное, что я жива. И я могу улыбаться. Кстати, это первый вопрос, который мне все задают: «Как вы можете улыбаться после случившегося?».
— И что отвечаете?
— Мне же надо жить с этим дальше. Искать какие-то пути-решения. Оттого, что я буду плакать, у меня правая рука не вырастет. Если бы выросла, возможно, я бы плакала.
— На удивление, вы очень быстро оправились от шока. Справиться с депрессией помогли психологи?
— Нет, на самом деле, у меня не было особого стресса. Я даже не могу вспомнить, плакала ли я после всего кошмара. Хотя нет, вру, один раз все-таки пустила слезу. Но не потому, что жалела себя или держала обиду на мужа — злости на него не было. По другой причине были слезы. Мне очень хотелось пойти к ребенку на утренник в детский садик, а не получилось. Вот из-за этого я и плакала. Больше не проронила ни слезинки. Теперь думаю только о своих руках, о том, что необходимо восстанавливаться.
— Одну руку врачам удалось спасти. Она полностью восстановится?
— На 100 процентов рука не восстановится — так говорит мой лечащий врач. Но все равно это будет моя рука, ей я смогу обнимать детей, чувствовать их. Сейчас живу с мамой, у нее коты, которые странно смотрят на меня, не понимают, почему я их не могу погладить. Надеюсь, скоро смогу.
— Насколько рука будет чувствительна?
— Все зависит от того, насколько хорошо я буду ее разрабатывать. Доктора говорят, что 50 процентов успеха зависит от операции, а 50 — от самого человека. Реально можно восстановить руку на 70 процентов — играть, хватать ей что-то я смогу. Но вот отличить монету в два рубля от рубля в кармане не получится.
— Вторая рука — это будет протез?
— Да, когда полностью пройдет отек руки, будем делать протез.
— Вы так спокойно обо всем говорите. Даже не чувствуется злость на бывшего супруга. Неужели в сердцах не желали ему самого худшего?
— Нет, я ему ничего не желала даже в сердцах. Для меня самое высшее наказание, чтобы он понял, что натворил, жил и мучился с этим всю жизнь. Я ведь до сих пор не могу поверить, что он так мог поступить. Такого не бывает. Тем более, он знал, что у меня остались дети. Наши дети. Мы собирались отмечать день рождения ребенка через три дня. Он же понимал, что без рук я ничего не смогу сделать — приготовить им еду, одеть их. Вы не представляете, как мне сейчас хочется книжки читать, прижать к себе детей. Меня даже когда мама кормит мороженым, оно уже не таким вкусным кажется, когда ешь сам. Ерунда, подумаете вы, но на самом деле все сильно изменилось. Например, почесаться хочется, ночью просыпаешься, и не можешь почесаться. В мелочах все эти неудобства и проявляются. Но я все равно пытаюсь как-то жить. Надеюсь, в будущем развить руку.
— Если бы вам сейчас предоставилась возможность что-то сказать бывшему мужу, какие слова бы подобрали?
— Ничего бы ему не сказала. Промолчала бы. У меня нет слов для него. Я стараюсь забыть эту историю, настроиться на позитив. Акцент делаю на здоровье. Ни с ним, ни с его родственниками в данный момент я ни за что не стала бы общаться.
— Его родители принесли вам извинения?
— Их приглашали на ток-шоу. На камеру они еще что-то сказали в мою поддержку. Но на этом все. Больше я их не видела и не слышала.
— Они не звонили, вашим здоровьем не интересовались?
— Нет, от них не было ни одного звонка. Они ведь сейчас всем говорят, что я сама виновата и довела его.
— Они защищают сына?
— Да, у них такая позиция.
— Сам Дмитрий не передавал вам посланий из СИЗО?
— Передавал записки через своих знакомых. Они моей маме приносили.
— Просит прощение?
— Пишет, прости меня, жди меня, если не дождешься, я тебя убью.
— То есть он серьезно надеется на продолжение вашего брака?
— Да. Еще просит забрать заявление о разводе. Нас ведь только на днях развели, 9 января. Так и пишет: «Забери заявление, жди меня и прости».
— Выходит, он ничего не понял?
— Либо он специально это делает, чтобы его признали больным. Хотя мне кажется, он реально думает, что просто меня наказал, и теперь у нас будет счастливая семья. Только я не понимаю, как он это себе представляет?
— Рано или поздно он освободится. Вы боитесь, что он к вам придет?
— Этого я боюсь больше всего. Его угрозы реальные. Он ведь ранее угрожал, что обольет меня кислотой, искалечит. Обещал пойти до конца. Слово свое сдержал. А у меня ведь здесь нет никакой защиты. Я слышала, что за границей существуют какие-то специальные браслеты, которые контролируют, чтобы к тебе на определенное расстояние не подходили. У нас такого нет.
— Вам хоть в другой город уезжай.
— Многие советуют.
— Вы прожили с Дмитрием много лет вместе. Родили детей. Он ведь не всегда был таким?
— Приступы агрессии у него периодически возникали, но не часто. Побоев раньше никогда не было. Пик пришелся на тот момент, когда я подала на развод.
— Вы никогда не могли представить, что он способен вас искалечить?
— Даже в страшном сне я не могла такое представить. Когда меня спрашивают, зачем вы сели в машину с человеком, который ранее угрожал вам ножом, я отвечаю: он отец моих детей. Я хотела адекватно развестись, цивилизованно. Не хотела, чтобы наши с ним отношения повлияли на детей. Всегда считала, что у ребят должен быть отец. Да и последнее время он вел себя адекватно, подвозил детей в сад. Мы много говорили про школу, про кружки.
— Таким образом он усыпил вашу бдительность?
— Это я уже после поняла. Он продумал все до мелочей. В тот день отвез меня к маме, я забрала чемодан — мы собирались с детьми ехать в Кострому. Я еще хотела чемодан положить в багажник, он не позволил. Конечно, ведь там лежали орудия пыток — топор и жгуты.
— Он отрубал вам пальцы и руки на протяжении двух часов?
— Часа полтора, как я понимаю.
— Вы кричали, звали на помощь?
— Он отвез меня так далеко от жилых районов, что кричать было бесполезно. Убежать тоже нереально. Руки он мне сразу перевязал, я бы далеко не убеждала.
— Правда, что все свои действия он снимал на камеру и отправлял фотографии друзьям?
— Насчет фотографий не знаю. Но он отправлял сообщения всем родным и знакомым. Писал родственникам: «Я все сделал, не могу жить во лжи, видит Бог, я не хотел».
— Как вам казалось, в этот момент он был не в себе?
— Нет, он был абсолютно спокоен. Когда он отрубил мне руки, то повез в больницу. По дороге все время повторял: «Какой адреналин», причем говорил это с восторгом.
— То есть к нему не пришло осознание даже по дороге в больницу, что вы могли умереть?
— Один раз он пощупал мой пульс, проверил, чтобы я не умерла. А так всю дорогу повторял, чтобы я его дождалась из тюрьмы, иначе отрежет руки моим близким.
— Вы чувствовали боль, когда он отсекал вам руки? Находились в сознании?
— Я все чувствовала, к сожалению. Помню, в тот момент я мечтала потерять сознание. Еще думала, почему же я не теряю сознание? Когда он поднимал топор, я закрывала глаза, не смотрела на все это. В какой-то момент я начала сползать с пенька, тогда он рубанул мою ногу — там тоже швы. Я до сих пор не понимаю, как такое могло случится. Я ведь с ним столько лет жила. Это какое-то Средневековье, что-то немыслимое, нереальное, не бывает так.
— Как ему пришло в голову совершить подобное?
— Думаю, он прочитал об этом способе пытки. Действовал четко. Даже перетягивал мне руками жгутами в определенных местах, чтобы я не умерла от потери крови.
— Он не думал вас убивать?
— В этот раз явно не хотел убивать. Мне странно другое, почему он не остановился. Почему все проделал до конца? Полностью осуществил свой умысел?
— Вы допускаете, что он сошел с ума?
— Психиатрической экспертизы еще не было. Но явно после всего случившегося, он остался доволен собой, он не сомневался, что поступил верно.
— Что вы сказали детям по поводу своих рук?
— Сказала, что попала в аварию. Они еще маленькие, мало, что понимают. Психолог советовала ничего им пока не рассказывать о случившемся.
— Они спрашивали: «Где папа?»
— Один раз спросили. Я ответила, что он на работе. Больше не спрашивали. К тому же мы с супругом уже давно жили раздельно, дети привыкли, что папы постоянно нет дома.
— Дмитрий на детей поднимал руку?
— Никогда.
— Вы не испытывали ранее страха перед супругом?
— Нет, я не боялась его, он вел себя адекватно. Когда уже зашла речь о разводе, он начал говорить: «Ты что, не понимаешь, ты моя. Я когда на тебе женился, понял, что это любовь на всю жизнь». И только когда я завела речь о разводе, у него начались приступы ревности. Допускаю, тогда и произошли некие психически отклонения в его голове.
— Может, сказались гены. Его отец ведь отсидел за убийство?
— Возможно.
— Совместные семейные фотографии вы уже выбросили?
— Из соцсетей удалила все. Остальные пока не успела, еще не была дома.
— Теперь вы будете оформлять инвалидность?
— Буду. Пока нахожусь на больничном.
— Операции сами оплачиваете?
— В Москве мне все сделали бесплатно. А вот бесплатной реабилитации у нас нет.
— Дорого выйдет реабилитация?
— Пока точно не знаю. Когда мне удалят специальные спицы из рук, буду все узнавать.
— Вы часто возвращаетесь в тот кошмар? По ночам этот ужас не снится?
— Я вычеркнула этот эпизод из своей жизни. Стараюсь совсем не вспоминать. Итак много негатива было. Думаю только о здоровье. Меня поддерживают тысячи людей. А от лишних переживаний ничего не изменится. Буду держаться. И учиться жить заново.