Рубрики фoтo: Из личнoгo aрxивa
— Тaтьянa Eвгeньeвнa, рaсскaжитe, гдe рoждaются тaкиe лeгeндaрныe жeнщины, кaк вы?
— Я рoдилaсь в Зaaльфeльдe, дeтскиe гoды, кoнeчнo, пoчти нe пoмню, знaю прo ниx пo рaсскaзaм рoдитeлeй и брaтa Aльбeртa Ивaнoвa, oн у нaс дeтский писaтeль, сцeнaрист. Вoт oн ужe взрoслым eздил в этoт гoрoд, нaшeл нaш дoм, дaжe свoю зaрубку нa лeстницe. Пoбрoдил пo пaрку, гдe oни с рeбятaми игрaли в вoйну, вспoмнил всe эти мeстa. И нaписaл рaсскaз «Всe мы рoдoм из дeтствa», гдe глaвнaя мысль тaкaя, чтo лучшe нe вoзврaщaться тудa, гдe ты прoвeл свoe дeтствo. Пoтoму чтo, oкaзывaeтся, этo был нe густoй лeс, кaк тeбe пoмнится, a oбыкнoвeнный кустaрник, a дeвoчкa, кoтoрую ты любил в мoлoдoсти, ужe стaлa дoрoднoй дaмoй. Пoэтoму в прoшлoe лучшe нe вoзврaщaться. Чтo жe дo сaмoгo Зaaльфeльдa — этo был мaлeнький прoвинциaльный гoрoд. Пoжaлуй, сaмoe нeoбычнoe, чтo связaнo с фaктoм мoeгo рoждeния, в гoрoдe нe былo рoддoмa, и рoды у мoeй мaмы приняли мoнaшeнки.
— A кaкиe пeрвыe вoспoминaния из дeтствa вы сoxрaнили?
— Лучшe пoмню шкoльныe гoды. Вoрoнeж, кудa мaму пoслaли рaбoтaть пoслe зaщиты диссeртaции в МГУ, oнa тaм прeпoдaвaлa. Пoэтoму для мeня всe мoe дeтствo — этo срeдняя пoлoсa Рoссии, рeкa, лeс, дубы. Тиxaя, прeкрaснaя жизнь. Мнe всeгдa жaлкo тex дeтeй, которые учатся в Москве, потому что уходят целые часы на то, чтобы добраться до школы, и нет места, где можно вдоволь поиграть. Здесь, в мегаполисах, да еще в наше время, царит совсем другая атмосфера.
— В детстве уже было понятно, что вот эта девочка Таня с годами внесет серьезный вклад в развитие российской моды?
— Даже не знаю, смотря по каким качествам оценивать. Мама всегда говорила, что я была непроблемным ребенком. Я хорошо училась, была председателем совета отряда. Никита зовет меня пионервожатой. У нас была специализированная английская школа. Много занимались литературой, в том числе английской.
— То есть вы были девочкой правильной, с хорошими задатками лидера. А модницей среди одноклассников слыли?
— У мамы был огромный чемодан, привезенный из Германии. Кожаный. Полный всяких нарядов. Там хранились платья в пол, которые уже не носили, ни в театр, никуда. Ну так я потом ножницами все эти наряды изрезала, подгоняя под себя. Переделала шляпы, добавила аксессуары, чтобы было как в модных журналах.
— Мама разрешала экспериментировать, не жалела этих нарядов?
— Нет, для нее этот чемодан был уже прошлым. Она вообще далека от мира моды. Когда я работала в Доме моды, пригласила ее на показ, но она даже не поняла, куда попала. Ее мир был абсолютно другим, потом она, несмотря на то, что жила с нами, так и не заинтересовалась этой стороной жизни — ходить в школу с внуками, общаться со своими сверстницами. Она одна из образованнейших женщин из всех тех, кого я вообще встречала за всю свою жизнь. Она прекрасно знает литературу, историю, с другой стороны, у нее всегда стояли на полках ПСС Ленина, Сталина. Позднее она со всеми открывала новые страницы советского прошлого, все эти архивы. Если ее спросить о том, что происходит в политике, она могла ответить на любой вопрос, начиная с того, где сейчас находятся наши руководители, а заканчивая тем, какое правительство в Бангладеш, но ее абсолютно не интересовал мир моды. Она даже не волновалась за меня, когда я была на подиуме. Если мои дети сейчас будут работать на Неделе моды, я обязательно начну это контролировать, а у мамы совсем не присутствовало такого желания. Счастливый характер!
— Как же вы с таким интеллектуальным багажом, с маминым воспитанием, с прекрасным лингвистическим образованием оказались на подиуме?
— Я очень любила английский язык. То было время «железного занавеса», и тот, иной мир казался мне сказочным, идеальным. К тому же меня просто завораживала мелодия английского языка, вся их литература. Мы уже в школе читали в подлиннике Шекспира, Фолкнера, Оскара Уайльда. Но когда я пошла устраиваться педагогом на постоянную работу в деканат на Петровке, помнится, в МАИ, меня встретили с сомнением. Сказали: «Вы хорошо знаете язык, но у нас студенты старше вас, и вот эти ваши распущенные волосы, короткая юбка, стройные ноги очень смущают. Наши студенты — взрослые люди, они не станут воспринимать вас всерьез и не будут слушать». Я, такая расстроенная, вышла и тут на двери соседнего здания увидела объявление: «Требуются манекенщицы». Зашла из любопытства, а как раз проходил худсовет, он собирался раз в месяц. И там работали 25 лучших художников и, конечно, Слава Зайцев. Я встала в очередь, которая состояла из очень модных девушек, вообще не понимая, что это такое! Ну и когда меня увидел Слава, он воскликнул: «Боже мой! Это новый образ, боттичеллиевский!» У нас же в советской моде главенствовала женщина в летах, работающая, деловая. Эту моду показывали модели в возрасте за тридцать, а женщина-подросток — такого вообще не было! Но уже присутствовало влияние западной моды, необходимо было приспосабливать их образы и размеры к нашим женщинам. Вот я и оказалась в тему, ведь весила почти как английская модель, которая в то время совершила просто прорыв в моде, — Твигги. Ее вес был 43 килограмма, ну а мой — 47. И Слава так начал хвалить — и мой образ, и волосы, и ноги. И буквально все, что было с минусом буквально полчаса назад, стало со знаком плюс. (Смеется.) И так вот я и попала в этот абсолютно незнакомый мне мир. Ведь тогда все мечтали быть космонавтами, докторами, такие профессии были популярны.
фото: Из личного архива
«Когда меня впервые увидел Слава Зайцев, он воскликнул: «Боже мой! Это новый образ, боттичеллиевский!».
— А манекенщицы тогда считались богемой или рабочим классом, что у вас было записано в трудовой книжке?
— У меня в трудовой так и было записано «манекенщица», но это приравнивалось скорее к неквалифицированному труду разнорабочих. Относились мы к Министерству легкой промышленности. Я помню, министр и его сотрудники приходили в Дом моделей, когда отбирали коллекцию на Запад, все отслеживали и контролировали: от размеров каблука до фасона шляп. Каждая деталь обязательно утверждалась. Кстати, это был единственный в мире Дом моделей, где манекенщицы уходили на пенсию, то есть в показах участвовали не только молодые, но и возрастные сотрудницы. Это было необходимо для поддержания моды, рассчитанной на советскую женщину в годах, и у них был своеобразный стиль, совсем другой. Тогда не было школ манекенщицы, и тебе сразу приходилось включаться в работу. Было три показа в день и три примерки. Отшивались коллекции на два направления: одна для страны, для внутреннего потребления, и другую вывозили за рубеж для показа. При этом каждый из нас сам себе делал грим, прическу. Это сейчас, когда я провожу показ финала конкурса дизайнеров, где работают 150 моделей, одних только визажистов приглашается около 50 человек. А в те годы был единственный журнал мод, для которого мы и снимались. Ну, еще в Прибалтике их собственный издавался. Но самое интересное, что, когда я сегодня езжу по городам с конкурсами «Русского силуэта», иногда ко мне подходят люди и спрашивают: «Вы помните?!» И дарят эти журналы. То есть они меня помнят еще по тем фотографиям! Такое было время, всех знали наперечет.
— Вячеслав Зайцев вас выделял как профессионала, брал на показы за границу?
— У меня для модели был довольно нетипичный рост — 1 м 72 см, а у Зайцева были только девушки начиная со 178 см. И веса мне для советской манекенщицы не хватало. Конечно, наши самые звездные манекенщицы: Регина Збарская, Мила Романовская, Августина Шадова — были, наверное, классом повыше. Слава! Удивительный художник! У него все особенности манекенщицы превращались в достоинства. Все, что он делал, было блестящим. В то время он просто летал, таким был солнечным! Его показы были блистательные, он научил советских женщин быть женщинами! Прекрасный, добрейший человек, он притом ничего не боялся, за это и поплатился: когда выезжали, его коллекция могла поехать, а он нет. Его чемоданы приезжали на показ, а Славу не выпускали. Но я считаю, что есть благодарность судьбы и она выражается в том, что времена меняются, а большие художники остаются. И сегодня он почетный гражданин Парижа, всегда может приехать туда в свою квартиру и неизменно участвует в международных показах. Признанный мастер мира, он может быть везде. Я ему очень благодарна за то время, а он мне, кстати, на юбилей подарит свой показ.
— Показы за рубежом — это в то время такие соблазны! Никогда не возникало у вас желания остаться за границей?
— Мила Романовская, Галя Миловская, Августина Шадова уехали жить и работать за границу, а мне такая мысль даже никогда не приходила в голову. Наверное, все-таки мы ездили мало, и многое было нельзя, в основном там, за границей, была работа. А потом нас же постоянно проверяли, вплоть до того, как мы там, легли спать — не легли. Нельзя было где-то выпить кофе, и настолько оказывался насыщенным распорядок, что просто ни на что не оставалось ни сил, ни времени. Все съемки были бесплатные, ведь советская женщина не может брать дополнительную квоту! Другие страны, даже из соцлагеря, могли, а мы — ни в коем случае.
Но мне, наверное, за все время моего присутствия на подиуме и позже больше всего хотелось побывать в Лондоне. И я попала туда с «Русским силуэтом», когда уже проехала многие страны. И моя любовь к английскому языку, которую я переняла от прекрасных преподавателей (они могли никогда не бывать в Англии), соединилась в тот момент с любовью к моде. И этот показ на Trafalgar Square в Англии для меня был огромным событием. Мы много ездили с «Русским силуэтом», были в Англии, в Германии, в Монако. И, кстати, у наших детей у одних из первых была возможность после получения нашего образования поехать за рубеж учиться, и они обучались в Швейцарии и в Италии, но вернулись в Россию. Ведь здесь и друзья, и семья, здесь ты родился, чего-то добился. И потом они приняли решение поступать во ВГИК. Со временем меняются порывы, на первое место выходит просто то, что для тебя важно по жизни. Но это все надо прожить.
— Ваш роман с Никитой Сергеевичем сразу разгорелся, или он вас долго добивался, все-таки поклонников у такой красивой женщины наверняка хватало!
— Вообще-то оборачивались, да. (Смеется.) Мы же были сверхмодными, могли себе позволить пройтись в шортах. А вся страна при том была одета одинаково. Но что было хорошо в СССР — существовало производство, мы поддерживали своего производителя, чего сейчас катастрофически не хватает и за что мы боремся с нашим «Русским силуэтом». А тогда да, был дефицит, но на показах, которые шли на всю страну, собирались специалисты со всех бывших республик. Приезжали обувщики, меховщики, Дома моделей, которые разрабатывали все направления коллекций. В Европе по-другому: один дизайнер, один дом и огромная армия безымянных ассистентов, помощников. Моих, кстати, часто приглашают в этом качестве, но многие не хотят. Ведь история молодых дизайнеров — найти себя. Но сейчас я понимаю, что у нас с Никитой был быстро вспыхнувший роман. Я сразу поняла, что погибла. У нас разница в возрасте небольшая, но мне казалось: он намного старше меня, все знает! И такая энергетика, такое актерское обаяние! Правда, его забрали в армию, и мы переписывались, было все непросто, я за границей в Чехословакии на показах — писать не рекомендуется… А потом я переехала, нового адреса он не знал, вернулся и буквально еще в солдатской форме пошел искать с Сергеем Соловьевым. Пришел на улицу Вернадского, а там стоит череда многоэтажек, и вечер уже. И он спросил какого-то прохожего: «Скажите, вы не знаете, где тут живет манекенщица?» А тот говорит: «Знаю, у нас две достопримечательности: негр и манекенщица!» Вот так вот, наверное, судьба.
фото: Из личного архива
Татьяна Михалкова с Александром Митрошенковым и лицом фонда «Русский силуэт» студенткой МГУ Ксенией Гусевой.
— Вас легко приняли в доме у Никиты Сергеевича?
— Приняли легко. Его мать — Наталья Петровна удивительная, редкостная женщина, мудрейшая. Сергеем Владимировичем я восхищалась с первого дня знакомства, он был самый рассудительный, дипломатичный. Но это сейчас я знаю всю их родословную, в доме висит генеалогическое древо, а тогда не было принято говорить про личную жизнь, никто и не знал особо про предков. Но я помню, как Наталья Петровна дарила в Фонд мира свои семейные драгоценности, и как-то казалось, что это в порядке вещей. Хотя сейчас думаешь: вот это да! А тогда было такое мироустройство. Но вообще-то мы жили своей жизнью, на своем уровне. Вокруг Никиты всегда было много друзей, и наш мир выстраивался отдельно от взрослых.
— Появились дети, кто для них стал главным авторитетом в семье?
— Никита всегда был главным, но вот требовать от него, чтобы он занимался детьми в буквальном смысле этого слова, где присутствует и проверка уроков, и посещение собраний в школе, где проконтролируй, одень, накорми, это было нереально. Иначе бы он ничего не успел в своей жизни. А вся его жизнь была подчинена работе. Студии тогда еще не было, все писалось на даче, все звонки, все шло через дом. И мы поэтому были очень сопричастными к жизни Никиты. Я слышала, как пишутся сценарии, наблюдала, как создаются образы, постоянно организовывались какие-то репетиции. Все было рядом. Поэтому я считаю, что самым главным для детей стал его пример служения своему делу, он живет и в хорошем смысле полностью отдает себя работе. С другой стороны, и в его фильмах многое взято из нашего быта. Например, «Утомленные солнцем», где показана дачная жизнь, и футбол, и чтение под абажуром, где две бабушки, одна верующая, другая неверующая, все это взято, мне кажется, из нашей жизни. Маленькая Надя, которая, как шнурок, везде бегает по дому, все перенесено из реальности.
— Вам на многое, надо полагать, хватает мудрости, ведь жить с таким знаменитым человеком непросто. Как, например, у вас складывались отношения со страшим сыном Никиты Сергеевича Степаном? Он, может, больше его баловал в силу обстоятельств, у ваших общих детей не было ревности?
— Никита безумно любит Степу, это естественно, и, конечно же, все всегда были рядом. Он брал Степана с собой на киноплощадку, по-другому и быть не могло. Когда Степан стал старше, просто переехал к нам жить. Но нельзя сказать, чтобы Никита кого-то из детей баловал, он очень любит во всем порядок. А сейчас все между собой дружат: и дети, и внуки.
— У вас семья больше традиционная русская, домостроевская, или царствует демократия на западный манер?
— Я не могу однозначно ответить на этот вопрос, все постоянно меняется, как в любых семьях. Никита, например, не мог понять, что у меня за фонд, думал — забава, игрушка. Потом, когда он осознал, что это серьезно, что за этим стоят молодые дизайнеры, он начал очень уважать мою работу. И всегда приходит на показы, всячески меня поддерживает.
— Расскажите о работе вашего фонда «Русский силуэт».
— Эта идея была мною просто выстрадана, так мне было обидно, что Россия отстает в плане моды, а рынок заполоняет продукция западных Домов моды. Я бесконечно благодарна Александру Митрошенкову, его компании за реальную поддержку. Я отдала этой работе много лет, и вот сегодня деятельность «Русского силуэта» охватывает территорию в девять часовых поясов от Владивостока до Прибалтики, это 150 городов, 200 учебных заведений, 32 полуфинала. Мы отсматриваем 2000 дизайнеров в год. Наш фонд — самый масштабный проект в мире по количеству участников и территории охвата, и я могу сказать, что у нас просто потрясающая молодeжь, им просто нужна поддержка. Кроме этого, к нам приезжают участники со всего мира. Пусть сейчас чуть меньше в силу политической обстановки, но все равно это участие дизайнеров из Прибалтики, Грузии, Китая.
— Что дает система конкурсов «Русский силуэт» победителям и просто участникам?
— Конкурс дает шанс. У участника появляется шанс поехать на стажировку в известные Дома мод (русские и зарубежные) и посмотреть, как там все устроено, поучаствовать в работе. Ведь у нас в финале 30 значимых призов, включая стажировки за рубежом у выдающихся дизайнеров, обучение, участие в выставках. И мы привлекаем лучших наших участников для работы на Московском фестивале и на показах по всему миру. Они могут принимать участие в показах в Италии, во Франции.
— Какое качество должно быть главным у дизайнера — претендента на победу в рамках «Русского силуэта»?
— Талант и упорство, креатив. Иногда даже простое участие в конкурсе помогает человеку пробиться. Скажем, Алена Ахмадуллина в свое время не получила у нас главного приза, но стала звездой. А бывает, и призеры потом теряются. У кого на что хватает силы характера и умения трудиться. И мы ведь не продвигаем тех участников, за которыми стоят богатые родители. Главное — умение работать. Так что какого дизайнера сегодня ни поскреби, за ним в конечном счете стоит «Русский силуэт».
фото: Из личного архива
«Сейчас я понимаю, что у нас с Никитой был быстро вспыхнувший роман».
— Еще какая-то работа помимо организации конкурсов ведется «Русским силуэтом»?
— Я горжусь, что помимо всего мы еще снимаем фильмы о молодых дизайнерах, представляем таким образом различные регионы нашей страны, ведь кто-то приезжает к нам из Сибири, кто-то с Урала. И надо показать, как эти молодые дизайнеры мыслят, что за работы демонстрируют. Такие фильмы необходимо продумывать, выстраивать сюжеты. Поездки в регионы — тоже кропотливая работа. Кстати, все те дизайнеры, кто с нашей помощью вырос, также участвуют в отборочных турах.
— Помимо дизайнеров конкурс, наверное, дает шанс показать себя и молодым моделям?
— У нас работает порядка 150 моделей на финале и на разных показах. Каждый год, девятнадцать лет подряд, мы выпускаем самый известный в России фэшн-календарь. На его страницах за это время появилось 200 актрис-моделей. Лучшие становятся лицом нашего фонда. Сегодня им является самая наша юная модель, можно сказать, наше открытие — студентка МГУ Ксения Гусева.
— А есть у вашего «Русского силуэта» какая-то сверхцель?
— Хотелось бы, чтобы за дизайнерами стояло свое производство, чтобы кредиты на развитие бизнеса давались не под 18%, чтобы СМИ поддерживали своих. Добиться, чтобы покупатели не отдавали предпочтение иностранным маркам, которые получают здесь миллиарды, а голосовали рублем за нашего, отечественного производителя. Мне бы хотелось, чтобы появилась некая всенародная марка, где бы при этом был выбор из нескольких направлений. И мы мечтаем, что это станет не только нашей, но и государственной задачей, и все мы начнем одеваться от наших российских дизайнеров. Так что давайте поддерживать молодых.
— Как при такой огромной работе в фонде у вас еще остается время на дом, семью? Я не говорю про детей — они уже выросли, но ведь у вас много любимых внуков.
— Внуков я просто обожаю, но они уже тоже достаточно взрослые. Кстати, все учились в той же школе, где и мои дети, многие у тех же педагогов. И я даже ходила к ним на собрания, к тем же учителям. Но теперь Андрюше уже 16, Сергею — 15, Наташеньке —14, маленькие только Надины: Ваня, Нина и Лидочка — Анны.
— Что ваши внуки вспомнят, когда будут говорить про вас в контексте «а вот мы с бабушкой…».
— Они могут вспомнить, как мы ходили на каток, в кино, катались на лыжах с гор. И уж наверняка вспомнят, как бабушка одевалась Дедом Морозом на Новый год и вручала им подарки. (Смеется.)
— Вы — и Дедом Морозом? Внуки вас не рассекретили?
— Потом рассекретили, конечно, теперь не удается обмануть ни Ваню, ни Лиду.
— Внуков вы балуете больше, чем детей?
— Я всегда была достаточно строгой матерью, потому что я за образование и распорядок. Я считаю, если ты выпадаешь из этой системы, вернуться в нее очень сложно. И для меня важно, что сегодня все наши дети не при Никите, не при мне, а самостоятельные люди, у них свои студии, свои дела, работа. А внуков, конечно же, я куда больше балую. Но это еще и потому, что я бабушка приходящая. А потом, сейчас растет совсем другое поколение детей, потому что жизнь стала другая. И если раньше я всегда делала детям замечания, если считала, что в этом есть необходимость, то теперь дети делают замечание мне, чтобы я не делала замечаний своим внукам. Сегодняшние дети — более раскрепощенные, эмоциональные, не такие, как при советской жизни, когда многое было нельзя.
— Есть ли в вашей семье какие-то традиции, которые передаются еще от ваших бабушек и перейдут вашим внукам?
— У нас две традиции: заниматься делом и жить в вере. И хотя мы все живем в разных местах Москвы, но мы все ходим в храмы, хотя и в разные.
— Вы придерживаетесь всех канонов православия? Исповедуетесь, поститесь?
— Так скажем, мы стараемся, я, во всяком случае.
— Именины тоже празднуете, что значит для вас ваше имя — Татьяна?
— Татьяна — любимое имя Пушкина, хотя он и назвал роман «Евгений Онегин», но любимая его героиня — Татьяна. И в истории немало достойных людей с этим именем. Ведь что оно означает? Устроительница! Учредительница! Прекрасное имя, и именины я, конечно же, отмечаю. И вообще считаю, что следует отмечать не дни рождения, а именины, и не Новый год, а Рождество.