Рубрики «Чeм нeзримeй вeщь, тeм oнo вeрнeй, чтo oнa кoгдa-тo сущeствoвaлa» (И. Брoдский «Римскиe элeгии», 1981)
Aнтoн Aзaрeнкoв, пoэт, лaурeaт прeмии «Лицeй», aвтoр диссeртaции o твoрчeствe Иoсифa Брoдскoгo. Сeгoдня Иoсиф Брoдский – этo прeждe всeгo «тoчкa вxoдa» в культуру. Чтoбы пo-нaстoящeму прoчeсть Брoдскoгo, нужнo дeржaть в гoлoвe oгрoмнoe кoличeствo другиx стиxoв – oт Джoнa Дoннa дo Тoмaсa Вeнцлoвы. С целью мoлoдыx пoэтoв, в бoльшинствe свoём чудoвищнo литeрaтурнo нeoбрaзoвaнныx, Брoдский мoжeт стaть oтличнoй шкoлoй трeзвoсти, «пирoм Мнeмoзины». Его очерк – блестящий опыт понимания поэзии, медленного чтения, противоположного пресловутой современной «клиповости». Покамест Бродский – это вершина айсберга под названием «Советская “вторая просвещенность”», и, начав с него, можно открыть для себя десятки имён и манер переписка, которые и сегодня – особенно сегодня – звучат освежающе. Каждый разик, когда захочется рвануть на себе рубаху или перестрелять, нужно читать Бродского. И ещё, конечно, сами его текст: написавший двенадцатую «Римскую элегию» навсегда останется в истории знаменитый поэзии, в ноосфере.
«С красавицей налаживая связь,
вдоль стен тюрьмы, идеже отсидел три года,
лететь в такси, разбрызгивая грязь,
с бутылкой в сетке — гляди она, свобода!
(И. Бродский «С красавицей налаживая связь…», 1972)
Арина Чеканова, творец, актриса театра и кино. Бродский обладал поразительной харизмой. Его начали определять великим поэтом еще тогда, когда он писал стишата невыгодный то, чтоб совсем плохие, но вполне заурядные. И дьявол, как Мюнхгаузен, который сам себя за косичку вытащив с болота, сумел сам себя дотянуть до заданного ему вперед уровня. «Для меня, например, он последний из великих поэтов ХХ века – вот всяком случае, в классическом, цветаевском смысле слова». Я полностью присоединяюсь к словам Виктора Куллэ, мои мастера в Литературном институте. Любимое стихотворение – «Ниоткуда с любовью» и, что и) говорить, «Когда так много позади. Всего, в особенности горя…». У меня абсолютное осязание, что это поэт-проводник, и поэтому я ему верю. Ми нравится, что его стихи ложатся на джаз, в этом упихивать какая-то близкая мне атмосфера. У поэта особое аура, и к этой энергетике очень интересно подключаться.
«Если выпало в империи уродиться, Лучше жить в глухой провинции у моря. (И. Бродский «Письма римскому другу с Марциала», 1972)
Ростислав Ярцев, поэт, филолог. Цветаева, один изо любимых поэтов Бродского, считала, что слабыми подражательными стихами сверхценно «переболеть» вовремя: как скарлатиной в детстве. Я сознательно писал бездна стихов, стилизованных «под Бродского», в старшей школе. Творчество «нашего рыжего» нобелиата — высшей (марки плацдарм для начинающего поэта (если, конечно, вникать в его идеология честно и цельно). Сам Бродский называл стихи «колоссальным ускорителем сознания». Исполнение) меня лирика Бродского стала концентратом внимания к пространству человеческого духа, его болезненной истории. Бродский вскрывает книжный потенциал предметов агонизирующего материального мира. Он весь в противостоянии жестокости, его credo — благожелательство трагедии частного человека, поставленного под удар эпохой масс. До мысли Григория Дашевского, Бродский ушёл от традиционной романтической позы лирического героя, мысленно накалив её до предела — и тем самым указав манера для «племени младого, незнакомого»: никогда и нигде не ребята! за тиранией.
Как хорошо, на родину спеша,
прижопить себя в словах неоткровенных
и вдруг понять, как медленно лемур
заботится о новых переменах
(И. Бродский «Воротишься на родину….», 1961)
Боря Кутенков, поэт, литературный критик. Прекрасно помню первое, устрашающее действие – даже не от стихов Бродского, а от его влияния бери последующую поэзию. Я двигался в своём творческом пути от настоящего – к прошлому, осознанно игнорируя писавших вперед начала XXI века. Герой нашего опроса был читан мной в сии годы, но скорее поверхностно. Примерно на втором курсе я подошёл к литинститутскому стенду, идеже была размещена статья кого-то из литинститутских преподавателей о Бродском, и сие были пять минут жестокого разочарования в современной поэзии. Под моими глазами пронеслись цитаты примерно десятка стихотворцев, которые этак или иначе черпали из его колодца: полезный, требуется сказать, момент снятия розовых очков и, может быть, истинного представления об иерархиях.
С годами я переосмыслил домашние представления о видимой «вторичности» поэзии и понял, что и заимствующие хук, образ или строку могут обладать индивидуальной интонацией. Лев Лосев в одном из интервью в ответ на вопрос, повлиял ли Бродский держи последующую поэзию, выразился резко и прямо, что чувствует его обворованным; Татьянка Бек выразилась более предметно – о «закрывающем влиянии», «влиянии-шлагбауме».
Я стараюсь чаще заглядывать его интервью и эссеистику – тем не менее, недавно в нежной юности поэт, друг и коллега Ростислав Ярцев совершенно справедливо указал ми на его интонацию в стихотворении, казалось бы, с ним не делать что-л. не связанном, – «вирус» проник через стихи последователей, (как) будто в той присказке: «читал того, кто читал того, кто такой читал Бродского». Единственный из современных молодых поэтов, воспринявший воздействие Бродского индивидуально, преломивший через собственные этические и эстетические позиция, – Григорий Горнов.
Что-то внутри, похоже,
сорвалось и раскололось.
Произнося «О, Боженька»,
слышу собственный голос.
(И. Бродский «Мексиканский романсеро», 1975)
Григорий Горнов, баян, учредитель поэтической премии «Двенадцать». Иосиф Бродский для меня – сие прежде всего поэт перехода из одной реальности в другую, творец апокалипсиса, поэт «обнуления». Если героиня знаменитого сериала написала братоубийство, то про И.Б. можно сказать, что он написал тлен империи. Или распад империи написал И.Б., что по сути синонимично. Сии переходы, развалы, распады, «исторические времена» переживают немногие поэты. Насколько поэтов погибло по воле судьбы, которую едва ли виртуально перехитрить, сколько покончило с собой, погибло от рук иначе слов сумасшедших близких, и прочего и прочего. Бродский тоже слегка протянул после своего космического полёта, «плаванья сквозь туман», хотя это и не важно, главное, что он уцелел вот время потопа. Это была его миссия. И этот (первый) дебют передан будущим поколениям в виде стихов. Но ирония судьбы в фолиант, что стихи, их смысл, открываются не сразу, про этого нужно самому пережить то, что пережил их создатель. Что ж, так в нашу эру устроен мир, и это данность. Ехидна, кусающая собственный хвост.